«Законодатель признает за всеми людьми свободу совести, лишь бы этою свободою не нарушился порядок государственной жизни. Поэтому законодатель дает право на жизнь и труд таким своим гражданами, которые явно расходятся с основными принципами государственной жизни; а именно, отрицающими право частной собственности, право Верховной Власти, право законов божеских и человеческих.
Таковы крестьяне м. Сарепты и подобные же колонии в трех Прибалтийских губерниях, сектантские общества и социалистические поселки. Сарептские и подобные им крестьяне прибалтийских губерний составляют Евангелические Братские общества, общую собственность движимого и недвижимого имущества, которою также и пользуются сообща, по-братски. Во внутреннем строе законодатель предоставил пользоваться обычаями, на евангельском законе основанными.
Законодатель постановил учредить братьям внутреннее присутственное место—Правление Евангелического Братского Общества, состоящее из двух начальников, одного юстициариуса и трех заседателей по выбору общества и приравнял Правление к Городскому Магистрату с тем различием , что оно не подчиняется никакому присутственному месту, но состоит в зависимости от Министерства Государственных имуществ и только ему дает отчет в своих делах.
Конечно, государственныее и земские повинности коммунисты обязаны отбывать, как и все.
Масса сектантских обществ: духоборов, хлыстов, скопцов, субботчиков, раскольников различных толков и мн. др. отрицают право Верховной Власти или только Царской, или вообще всякой Верховной. Законодатель держится вообще свободы убеждений; если гражданин имеет несогласные с законодателем убеждения, то таковому законодатель запрещает пропагандировать, совращать других.
Иначе сказать законодатель требует скромного, молчаливого поведения, как одной из гражданских обязанностей. „Ты отрицаешь Духовную и Светскую Власти, отрицай, только не кричи о своем отрицании, этим ты нарушаешь общественную тишину и порядок, как бы говорит подобным личностям законодатель. Само-собою разумеется, отрицание это не должно освобождать от обязанностей, единенных с признанием властей. Занимаешь клочок земли, плати поземельный налог; придёт 21-й год, надевай солдатскую шинель, выбирают тебя в присяжные, иди, приказывает тебе городовой убираться с улицы, убирайся и т. д.
Иначе представить государственную жизнь невозможно, если всякий будет в области совместной гражданской жизни следовать своим убеждениям, а не тем, которыее законодатель выразил в законе.
Именно, необходимость государственного, определенного порядка и вынуждает законодателя, при полной веротерпимости и свободе убеждений, налагать некоторые легальные ограничения. „Раскольники не преследуются за мнения их о вере, но запрещается совращать и склонять кого-либо в раскол свой, под каким бы то видом ни было».
„Запрещается заводить или распространять между православными какие-либо ереси». „Скопцам запрещается принимать к себе в семейство под каким бы то ни было видом, чужих детей». После дня мера вызвана практическою необходимостью: скопцы всегда стараются оскопить даже насильно детей.
Если раскольники, которые иногда прямо отрицают Царскую власть, пользуются свободою веры, то тем более иностранные христианские исповедания, или магометане и евреи. Даже язычники, как мы упоминали в отделах об инородцах, пользуются полною свободою веры и отправления обрядов.
„Запрещается чинить ложные разглашения и распространять рассуждения, умствования и толки предосудительные для правительства». Запрещаются всякие противозаконные сообщества: все тайные общества, с какого бы целью они ни были учреждены, все преследующие вредную цель собрания, товарищества, кружки, артели и проч., под каким бы наименованием они ни существовали, и т. д.
Виновные в распроcmранении ересей и расколов … скопцы за распространение своей ереси и соврщащение в оную…». Исключение составляет только умысел против Государя, который карается, как и действие.
Из приведенных, статей наших предупредительных, исправительных и уголовных законов, вытекает выраженная ранее нами мысль о преследовании законодателем пропаганды, распространения своих незаконных убеждений, а не за сами убеждения.
Поэтому законодатель допустил спокойно существовать в государстве массе сектантских крестьянских обществ с противозаконными убеждениями. Конечно, в случае если сектанты не пожелают платить государственная поземельного налога, нести личной воинской повинности, ослушаются начальства «явно и упорно», то с таковыми будет поступлено не иначе, как с нарушителями 262 ст. Уложения о Наказаниях.
К тем же соображениям законодатель или точнее правительство терпит различные коммунистические общества, приютившиеся в некоторых уголках Кавказа. Члены этих „обществ», если только можно назвать таковое собрание индивидумов человеческого животного мира обществом, так как сами члены считают свою совокупность не за общество, а за стадо, которое тоже в своем роде общество, не признают ничего, ни Бога, ни Царя, ни закона, ничего, как животные.
Что же с ними делать? Ничего. Nibil ost nichil. Они никого не трогают, и их никто не трогает. Всякий по-своему с ума сходит. Опять таки не заплати коммунисты государственный налог, уклонись от воинской повинности, ослушайся начальство, к ним немедленно и неминуемо должна быть применена 262 и сл. статьи Уложения о Наказаниях.
Мы причислили коммунистические общества, даже интелегентные, к вольным крестьянам, так как самое слово „крестьянин » в конце XIX в. начинает терять свое специальное значение крепостного, податного состояния и опять возвращается к прежнему значению христианина или гражданина, пока не получит следуемой ему жалованной грамоты на гражданство. Словом гражданин можно было удобно в XX в. объединить многочисленные названия крестьян, за исключением казаков, составляющих историческое исключение в империи.»