На рубеже XVII- XVIII веков Дмитров, как и другие города России, был ещё очень немноголюдным и замкнутым посадом. Неуклонно соблюдались пункты положения о посадских людях, изложенные ещё в Соборном уложении 1649г. Главным условием пребывания в посаде было членство в посадской общине.
Действовал принцип « посадской старины», то есть, если родители состояли членами посада, то и их дети автоматически записывались в него. Если посадский житель владел двором и огородной землёй в границах города, эта недвижимость переходила по наследству к его потомкам. Тогдашние законы обязывали горожан вести торговлю или заниматься мастеровыми промыслами. Основной учётной единицей населения городов являлся «тяглый посадский двор». Каждый посадский двор облагался тяглом – совокупностью налогов, различных повинностей и служб.
В течение XVII века трижды проводились переписи жителей слобод Дмитрова. Первый раз в 1623- 1624г., вскоре после «литовского разорения», так называемая «сотная выпись»; второй раз – в 1646 – 1647г., именуемая «книгой переписи и досмотра Гаврилы Константиновича Юшкова и подьячего Кирилла Семёнова».
Последняя в XVII в. государственная перепись населения, на основе которой город облагался тяглом, перераспределяемым затем на каждый двор, была проведена в Дмитрове при царе Фёдоре Алексеевиче в 1676- 1678г. На основе этой переписи была составлена книга, именуемая «Подлинной переписной Дмитрия Кутузова да подьячего Фёдора Леонтьева 186 году». Заглавный лист книги гласил: «Лета ЗРПS декабря КA, по Государя Царя Великого князя Феодора Алексеевича, Всея Великая и Малыя и Белыя России Самодержца указу, и по наказу из поместного приказу, да приписке дьяка Ивана Рогозинина, Дмитрей Никитич Кутузов да подъячей Фёдор Леонтьев переписывали в городе Дмитрове на посаде тяглых и всяких жилецких людей, да в Дмитровском уезде за помещики и за вотчинники крестьянские и бобыльские дворы, и во дворах людей по именам с отцы их прозвищи, что в Дмитрове в городе на посаде у посацких тяглых и всяких жилецких людей …»
Заглавный лист этой переписной книги (РГАДА ф.1209 оп.1 д.15064 лист 5)
Согласно этой переписи, в Дмитрове было шесть «тяглых» слобод: Никитская, Берёзовская, Васильевская, Спасская, Юрьевская и Конюшенная.
В Никитской слободе числилось 13 тяглых дворов и в них 50 человек, в Берёзовской — 47 и 156 , в Васильевской — 9 и 26, в Спасской – 35 и 130, в Юрьевской — 7 и 15, в Конюшенной – 60 и 183. Здесь следует отметить, что переписи подлежало лишь мужское население дворов, из женщин учитывались лишь вдовы, имеющие сыновей не старше 16 лет. Таких «вдовьих тягловых дворов» во всех слободах было 14.
Пример записи посадского двора: «Вавилко Тихонов сын Коробьин, у него детей Федотко, Мишка. У Федотки детей: Тимошка четырнадцати лет, Максимко пяти лет, Федотко четырёх лет, Васка дву лет».
Кроме «тяглецов» в Дмитрове проживали и «всякие жилецкие люди», находящиеся на «государевой службе» и свободные от тягла и различных повинностей. В их числе: 7 дворов и 34 человека в них — сторожа рыбных прудов; 6 дворов и 11 человек — рассыльщики; 3 двора подьячих съезжей избы, в них 3 человека. Также в Дмитрове располагались 5 «осадных монастырских дворов», в них числилось 13 человек:
«Николы Чюдотворца Песношскаго монастыря дворник того монастыря крестьянин Матюшка Карпов, у него сын Сенька двенадцати лет.
Калязина монастыря дворник того монастыря бобыль Пашка Феофанов сын Фуфаев, у него сын Филька четырёх лет, да брат Омелька.
Живоначальныя Троицы Сергиева монастыря дворник Ганька Гусев, у него детей: Петрушка, Спирка, Стёпка десяти лет.
Пречистыя Богородицы Медведевой пустыни дворник Сенка Семенов, у него детей: Гришка, Кирсанко десяти лет.
Кирилла Чюдотворца Белозерскаго монастыря дворник Сенка а прозвище Котенкин».
Помимо них в книге были переписаны дворы жителей так называемой «подмонастырской слободки» Борисоглебского монастыря. В ней проживали монастырские слуги: иконник, квасовар, повар, сапожник, конюх, сторож, огородники, служки, «площадной подьячий». Всего 22 двора и в них 68 человек.
По переписи 1676- 1678г. в слободах Дмитрова и «подмонастырской» слободе Борисоглебского монастыря проживало, не считая духовенства слободских церквей, не учтённого в переписи, 689 человек мужского пола, вместе с женщинами (с учётом принятого коэффициента 1,07) – примерно 1430 человек.
Отдельно были переписаны живущие «в городе», т.е., внутри земляного вала:
« Город Дмитров, а в нём церковь Пресвятыя Богородицы Успения соборная, а у церкви церковных причетников:
Протопоп Григорей Иванов, белый. У него детей Петрушка десяти лет, Ивашко трёх лет.
Поп Дмитрей Фёдоров, у него сын Микитка, да брат Микитка Федоров.
Поп Филип Дмитреев, у него детей Васка семи лет, Федка трёх лет, Петрушка году.
Диакон Иван Дмитреев, у него сын Федка году.
Церковных сторожей: Ларька Семенов, у него детей Пашка осми лет, Федка году; Куземка Иванов; Ивашко Кондратьев.
Всего: двор протопопов, два двора поповых, двор диаконов, три двора сторожей — всего семь дворов, людей в них семнадцать человек».
Вместе с ними и со слободским духовенством в 70-х годах XVII века в Дмитрове числилось около 360 дворов, проживало в них примерно 1500 человек. Их них «тяглым» был лишь 171 двор, то есть, чуть меньше половины.
Существовало несколько способов записи в посадскую общину. Наиболее лёгкий из них – брак посадского человека с крестьянской дочерью или наоборот, дочери посадского с крестьянином. Как правило, обедневший посадский женил своего сына на дочери богатого крестьянина. Тем самым, он поправлял своё материальное положение, а крестьянин получал возможность сбыта своих товаров на городском рынке. Долгое время крестьянам запрещалось вести торг в сёлах и слободах, расположенных от городов на «ближнем расстоянии» — не далее 5 вёрст, лишь крестьянам отдалённых крупных сёл разрешался мелочной торг ограниченным ассортиментом товаров: предметами сельхозинвентаря, конской сбруей и упряжью, посудой, крестьянской одеждой и предметами домашнего обихода. Повсеместно разрешался лишь торг хлебом и съестными припасами. В законах справедливо отмечалось, что « не число торгующих распространяет торговлю, а размножение земных произращений, и доход, поступающий помещикам от торговли крестьян, не может быть поводом для разрешения крестьянской торговли, как доход противузаконный».
Полностью же крестьянские торги никогда не пресекались, так как численность городского купечества была весьма мала и им требовалась помощь со стороны крестьянского капитала.
Посадская община всегда нуждалась в новых тяглецах, людях «достаточных», которые в состоянии платить налоги и справлять различные службы. Не секрет, что многие «старинные» посадские люди, давно утратившие свои торги и промыслы, кормились лишь чёрной работой и огородничеством, многие из них жили в работниках в других городах, или даже вовсе «бродили нищие меж дворов». Но они всё — равно были членами посадской общины, и на них распределялось городское тягло.
Даже длительное отсутствие в городе не являлось поводом исключения из посада. Так, например, Игнатий Семёнов Толстов, сойдя с Дмитровского посада «от скудности в Москву для прокормления и изучения мастерства», в течение более чем 20 лет жил там по разным слободам, нигде не записанный, и кормился чёрной работой. В 1723г. при производстве 1-й ревизии он явился к переписи в Московскую Басманную слободу, где тогда проживал, в канцелярию генерал – майора Чернышёва. Там обнаружилось происхождение Толстова из Дмитровского посада и его отослали обратно в Дмитров для записи в посадское тягло. Дмитровская ратуша предложила ему указать родственников в среде посадских дмитровских тяглецов, для удостоверения его «старинной» принадлежности к посаду. Толстов показал, что отец его умер, один брат сдан в рекруты в 1703г., другие братья умерли, а дворы их проданы.
По «справке» с переписной книгой 1711г. оказалось, что в Дмитрове тогда ещё проживал его брат с семьёй: «Григорей Семёнов сын Толстов 64 лет, у нево жена Авдотья Фёдорова дочь 27 лет, у нево дети Фёдор 4 лет Семён 3 лет дочь девка Марфа 12 лет». Оставшиеся родственники умерших братьев «в допросе» и подтвердили свои родственные связи с просителем. Тогда по взятии «поручной записи», он был принят в посад и записан в именные книги, «для того, что он старинный, природный оного города посадский человек, а не посторонний», хотя он и жил на съёмной квартире, кормясь чёрной работой.
Также в посад могли записываться отставные солдаты и унтер-офицеры. Но их община принимала весьма неохотно, так как они, как правило, были людьми весьма пожилыми, нередко бездетными или холостыми, и не могли наравне с другими членами посада нести положенное тягло.
Исключение составляли отставные солдаты, ушедшие на службу из Дмитрова в юности и вернувшиеся глубокими стариками. Например, в посад был вновь принят Афанасий Глухов. Из переписной книги Дмитрова 1711г: «Отставной солдат Афанасей Семёнов сын Глухов 82 лет, у нево жена Ефимья Самойлова дочь 42 лет, у них дети Исай 12 лет, Сергей 5 лет, дочь девка Акилина 8 лет». Глухову, вернувшемуся в Дмитров в 1698г. после почти полувекового отсутствия, удалось доказать свою принадлежность к посаду, так как в городе ещё проживал его младший брат Иван.
Практически невозможно было и перейти из посада на другое постоянное место жительства. Исключениями были: запись в гостиную и суконную сотни Москвы, что могли себе позволить лишь очень богатые купцы, переход в дворцовые мастеровые, запись в солдаты: «двор Бориса Иванова сына Бестемьянинова, а он Борис волею своею пошёл в солдаты, тому лет з дватцать назад».
Также определённой свободой выбора места проживания обладали возвратившиеся из вражеского плена.
- Дмитров в годы царствования Петра Первого
Реформы Петра I и война со Швецией в начале XVIII века принесли России неисчислимые бедствия. По словам одного историка, «ценою разорения Россия возводилась в ранг великой европейской державы». Население Дмитрова стало заметно уменьшаться.
С 1703г. начинаются административные переводы жителей Дмитрова на строительство Санкт – Петербурга. Большинство из первых переселенцев (8 из 10), отправленных в Петербург с 1703 по 1707 годы, умерло к моменту проведения очередной подворной переписи.
Выдержки из переписной книги Дмитрова 1709 года: « двор Трифона Исаева Рукавишникова, а он в Санкт — Питербурхе в работниках… двор Ивана Дмитреева сына Курышкина, а он Иван в 704 году взят в Санкт- Питербурх в работники и умре… изба пустая Петра Иевлева сына Коробьина, а он Пётр в 704 году взят в Санкт- Питербурх в работники и умре… двор Якова Иевлева Коробьина, а он Яков в 707 году взят в Санкт- Питербурх в работники и умре… двор Ивана Ерофеева сына Гусятникова, был в работниках в Питербурхе и умре в 705 году… двор Ивана Васильева сына Немкова, был в работниках в Питербурхе и умре в 703 году… двор Савы Михайлова сына Попова, был в Питербурхе в работниках и умре в 705 году… двор Родиона Васильева, был в работниках в Питербурхе с сыном Андреем, умре в 704 году… двор Ивана Степанова сына Козлова, был в работниках в Питербурхе, умре в 705 году».
С началом войны со Швецией, в период 1703 – 1708г. проводились ежегодные рекрутские наборы. Из слобод Дмитрова в солдаты ушло четверо посадских: «двор Савы Фадеева сына да пасынка ево Данила Алексеева сына Козлова, а они, Сава и Данила взяты в 703 году в поголовные солдаты… изба пустая Кузмы Исаева, а он Кузма в 703 году взят в солдаты… двор Петра Борисова сына Бокова, взят он, Пётр в 703 году в солдаты».
Заметно больше жителей отправилось в солдаты из «нетяглых» слобод : подмонастырской слободы Борисоглебского монастыря и Конюшенной слободы, которая была отдана в вотчину сподвижнику Петра Первого П. Толстому : « в Дмитрове на посаде за стольником за Петром Андреевым сыном Толстым вотчина, что была прежде Конюшенная слобода».
От 27 дворов подмонастырской слободы было взято в солдаты 8 человек, а от 57 дворов Конюшенной слободы в солдаты и драгуны ушло 8 человек, ещё 5 поступили добровольно: «двор Семёна Васильева сына Бородина, пошёл в солдаты вольницей в 703 году».
Мастеровые отправлялись на различные казённые работы: «двор кузнеца Игнатья Якимова сына, а он на пушечном дворе на пушечной работе помре. Сын ево Максим взят в солдаты в 708 году». Не владеющие каким- либо мастерством посылались на земляные и другие чёрные работы: « двор Ивана Харитонова сына Худякова — пошёл в лопатчики, в 708 году помре… двор Ивана Самойлова сына Шелудякова — пошёл в лопатчики, помре в 703 году».
Именным указом Петра I от июня 1714г. всем губерниям предписывалось выслать 300 семейств купцов и ремесленников для поселения в Петербург. Москва и губерния должны были отправить по 90 семейств, от Дмитрова к переселению было определено 6 таких семей. «Переведенцы» должны были выбираться из числа первостатейных и «достаточных» купцов и ремесленников, а не из посадской бедноты, как это практиковалось в первые годы строительства Петербурга. Список переселенцев возглавила семья богатейших городских купцов Толчёновых: «Во дворе вдова Степанида Матвеева дочь Борисовская жена Толчёнова 63 лет. У ней дети Пётр 41, Семён 27, Иван 26, Степан 24, Илия 21 лета. У ней же вдова Федотьевская жена Толченова Наталья Потапова дочь 38 лет, у ней дети Иван 17, Никита 13, Катерина 16, Марья 15, Ульяна 10 лет. У Петра жена Дарья Иванова дочь 30 лет, у них дочь Елена 5 лет. У Семёна жена Палагея Лукьянова дочь 30 лет, у них дети Алексей 6, Анна 2 лет.
А оный двор выписан в Санктпитербурх, выписаны Пётр, Семён, Степан, Илия. А остались за выпиской брат их Иван, да вдова Федотьевская жена Наталья Потапова дочь, а у ней дети оставшиеся писаны на сем листу. А оставшиеся с посацкими людми тягла никакие не платят».
Но, несмотря на строгость наказания, к переселению нередко определялись люди престарелые, немощные и «недостаточные». В 1718- 1719г. некоторых переселенцев даже вернули к прежним местам проживания по причине их «скудности». Так посадский Иван Иванов Варенцов, переселённый в числе городских мастеровых в «кузнецкую работу», в 1718г. был «отпущен из адмиралтейства за воротню», вернувшись в Дмитров, сразу попал в кабальные работники к богатому посадскому Кузнецову.
Переселение братьев Толчёновых причинило дмитровскому посаду значительные убытки, так как на тягловое население города был перераспределены все огромные, по меркам небольшого города, налоги, которые прежде платила эта богатая купеческая семья.
Подворные переписи Дмитрова 1709, 1711и 1719 годов.
В 1709г. была проведена первая из подворных переписей Дмитрова, проводившихся в годы царствования Петра I.
«Лета 709 сентября в 5, по указу Великого Государя Царя и Великого Князя Петра Алексеевича Всея Великая и Малыя и Белыя Росии и по грамоте из разряду за приписью дьяка Евстигнея Фомина, стольник и воевода Матвей Иванович Застецкой в городе Дмитрове и за городом жителей всяких чинов людей дворы и в Дмитровском уезде в Каменском и в Лутосенском станах помещиковы и вотчинниковы и их крестьянские и бобыльские жилые и пустые дворы и в них людей мужеского полу по именам переписал. А что за кем по переписным книгам 186 и 187 годов и сверх тех переписных книг не налицо, так и после переписных книг у кого только убыло и запустело и сколь давно и отчего…»
Перепись показала, что « всего в Дмитрове в городе и за городом 289 дворов живущих людей, в них 987 человек, да пустых 67 дворов». Учитывая женское население, общее население Дмитрова в 1711г. составляло примерно 2050 человек. Но из общего числа лишь «посацких 179 дворов и людей в них 620 человек» были обложены городским тяглом.
В «тяглых» слободах Дмитрова состояло 179 жилых и 22 пустых двора: в Пятницкой слободе — 13 жилых и 5 пустых ; в Спасской – 16 и 2; в Берёзовской – 56 и 4; в Никитской – 29 и 3; в Ильинской- 34 и 4; в Васильевской- 28 и 4.
В подмонастырской слободе Борисоглебского монастыря числилось 13 жилых и 14 пустых дворов; в бывшей Конюшенной слободе, «что за стольником, за Петров Андреевым Толстым» — 27 жилых и 30 пустых дворов.
Как и по предыдущей переписи 1677г., на посаде находились 4 монастырских подворья: Троице- Сергиева, Николо- Пешношского, Кирилло- Белозёрского и Троицкого Калязина монастырей. Лишь подворье Медведевой пустыни уже было упразднено. В подворье Калязина монастыря по-прежнему проживала семья Фуфаевых: «Колязина монастыря подворье, а на том подворье живут дворники Никифор да Яков Фофановы дети, да Григорей Дементьев сын Фуфаевы. У Никифора дети Иван, Лукьян 15 лет, Алексей 12 лет, у Якова дети Потап 8 лет, Никита 4 лет, у Григорья сын Пётр 4 лет».
Дворов различных городских чиновников: подьячих приказной и земской избы, служащих казначейства, кружечного двора, по переписи 1709г. насчитывалось 10. Некоторые чиновники имели своих дворовых крепостных людей : «Меркул Афанасьев, у него зять Василей Савельев сын Колосов. У него-ж Меркула во дворе люди ево: Иван Григорьев да Иван Дмитреев, у Ивана Григорьева детей Пётр Иванов, у Ивана-ж сын Леонтей полутрети году, у него-ж Ивана Григорьева сын Иван Иванов сын Будилин в бегах. У Ивана Дмитреева детей Осип 15 лет, Прокофей 8 лет, у него-ж пасынок Андрей Никитин».
Ещё один подьяческий двор был пуст: «двор Алексея Чернавского пуст, а он Алексей взят к Москве в Приказ Земских дел в смертном убийстве».
Из числа других «нетяглых » в Дмитрове имелись 2 двора государевых рассыльщиков, 3 двора сторожей дворцовых рыбных прудов, а также двор заплечных дел мастера Ивана Савельева. В разных слободах Дмитрова проживали также два отставных драгуна и отставной стрелец : «отставной стрелец Василей Иванов, по скаске ево от службы отставлен в 705году».
19 дворов принадлежало городскому духовенству и церковнослужителям: 5 дворов располагались на церковной земле, 12 — на посадской земле городских слобод и 2 — в бывшей Конюшенной слободе. Внутри земляного вала находился двор протопопа Успенского собора Григория Иванова: «Во дворе протопоп Григорей Иванов, у него внук Иван Андреев 15 лет».
Для более точного расклада налогов, различных служб и повинностей, в 1711г. была проведена «подушная» перепись тяглых дмитровских слобод, в которой учитывалось также и всё женское население (отсутствуют листы с переписью Никитской слободы). На заглавном листе имеется запись: «На помету в плетку да работ… в Санктпитербурх гаванному делу».
Пример записи посадского двора: «Вдова Парасковья Иванова дочь Фёдоровская жена Толченова 69 лет, у ней дети Яков 38 лет, Афанасей 32 лет. У Якова жена Анна Филимонова дочь 28 лет, у Якова дети Тихон 2 лет, дочери девки Онфисья 4 лет, Елена 6 недель. У Афанасья жена Ульяна Фёдорова дочь 28 лет, у Афанасья дочь девка Авдотья году. У ней – ж, вдовы, племянница Марья Иванова дочь 15лет. У ней – ж, вдовы на дворе в особой избе сын Никита Фёдоров сын Толченов 36 лет, у нево дети сыны Иван 8 лет, Василей 7, лет дочери девки Анна 13 лет, Татьяна 5 лет».
Подворные переписи 1709-1711г. были отвергнуты Петром I, искавшим любую возможность пополнить опустевшую от войны и многочисленных реформ казну. Их результаты показывали, что, по сравнению с прошлой переписью 1677г., число тяглых дворов увеличилось очень незначительно, а кое – где и уменьшилось. В Дмитрове, как и в других городах, также было показано огромное количество пустых нежилых дворов – 67 из 356. На самом деле, большинство из этих дворов были обитаемыми, но покинутыми в момент проведения переписи. Эти дворы принадлежали посадской бедноте, вдовам и солдаткам, чьи мужья умерли при строительстве Петербурга или были взяты в солдаты. Некоторые жители, извещённые о приезде переписчиков, сносили изгороди и объединяли свои дворовые земли с жившими по — соседству родственниками: «Во дворе Пётр Остафьев сын Варенцов 69 лет, у него жена Ульяна Михайлова дочь 64 лет, у них дети: Иван 28, Трофим 24, Степан 20, Матрёна 14 лет. У Ивана жена Василиса Федорова дочь 25 лет. Во дворе-ж в ызбе вдова Федосья Евдокимова дочь 48 лет, у ней дети: Василей Леонтьев 15, Прокофей 13, Семён 12, Иван 9, Матвей 4 лет, Егор году, Анна 2 лет».
Городские власти не препятствовали этому укрывательству, зная, что эти семьи всё — равно не смогут выплатить возложенных на них налогов, и это тягло будет перераспределено между остальными членами посада.
В 1719г. была проведена новая подворная перепись Дмитрова, именуемая «ландратской». Переписчикам, под страхом строгих наказаний, вплоть до смертной казни, было велено переписать все дворы, без исключения. Предписывалось пресекать любые попытки объединения соседних дворовых земель, обитателей пустых дворов записывали «по скаскам» городских бурмистров, написанным под присягой со слов соседей. Эта перепись показала некоторое увеличение числа тяглых дворов, но желаемого результата также не принесла.
Лист переписи Дмитрова 1719г. (РГАДА ф.724 оп.1 д.399 л.18)
Дмитровские слободы в начале XVIII века
В те годы Дмитров состоял из 6 «тягловых» слобод — Спасской, Пятницкой, Ильинской, Васильевской, Никитской и Берёзовской, а также из двух «нетяглых» — подмонастырской Борисоглебского монастыря и Конюшенной слободы, которая тогда была передана из дворцового конюшенного ведомства в вотчину сподвижнику Петра I П.А. Толстому.
Используя современную топонимику, можно более — менее точно определить нахождение Спасской слободы. Главная улица начиналась от бывших Егорьевских ворот ( выходят на ул. Кропоткинскую) городского вала, шла на северо- восток, по диагонали пересекая нынешний квартал двухэтажных деревянных «кооперативных» домов и огородные земли по ул. Семенюка и Пушкинской, за перекрестком этих улиц совпадая с контуром нынешней Пушкинской улицы и доходила до Тихвинской церкви.
Другая улица слободы приблизительно совпадала с участком нынешней Кропоткинской улицы, от пересечения с ул. Л. Никольской до «дома Клятовых». Здесь, возле земляного вала, находились дворы подьячих или, как их стали именовать позже, подканцеляристов воеводской канцелярии. От этой улицы отходила дорога, ведущая в подмонастырскую слободу Борисоглебского монастыря. Дворы располагались на большом расстоянии друг от друга. Со времен «литовского разорения» и чумы 1654г. еще оставалось много «пустопорожних» мест.
По переписи 1711 года в Спасской слободе числилось 19 дворов: 3 двора принадлежали Кляпишниковым, по 2 двора – Макаровым, Иевлевым и Гребенщиковым, Петелиным, по одному – Херуновым, Шульгиным, Слепневым, Рудаковым, Клячиным, К. Кафтанникову и вдове Анне Евстафьевой. Еще 2 двора были пустыми: из одного хозяин был отдан в солдаты, а его жена с детьми жила в Москве у мужа; хозяин другого «Михайла Игнатьев умре в 711 годе в феврале месяце, а жена его Татьяна Андреева дочь сидит в Дмитрове в тюрьме для розыску денежной государевой казны кружечного двора, которую казну украл тот Михайло в 1711 годе в феврале». Кроме посадских людей, в слободе жили: «церкви Тихвинской Богородицы поп Дмитрей Степанов» и отставной стрелец Ефим Филиппов. Оба не имели собственных дворов и проживали у посадских людей.
Также, по сведениям переписной книги 1719г., в слободе находились 2 двора подьячих воеводской канцелярии: «Да на тех же посацких землях в приходе Тихвинской Богородицы : двор подъячего Дмитровской канцелярии Петра Фрязина стоит пуст, для того он, подъячей послан Дмитровской канцелярией в Москву в разные приказы с денежною казною, а жена и люди ево где живут- про то неведомы… Да хоромное строение Дмитровской канцелярии подъячего Семёна Груздева стоит впусте, а оный подъячей взят в Санктпетербурх».
Всего в Спасской слободе в 1711г. проживало 134 посадских человека. Приходская церковь Тихвинской Богородицы была единственной из деревянных церквей Дмитрова, уцелевших в «литовское разорение» 1610г.
Кляпишниковы, Рудаковы и К.Кафтанников были наиболее состоятельными жителями слободы. Иван Кляпишников с сыном Степаном занимался «кузнечным промыслом», в их владении находились 2 кузницы и 3 лавки, еще одна лавка у его брата Максима, четырьмя лавками владел мелочной торговец Фома Кляпишников. Также мелочные торговцы, братья Степан, Иван и Семен Рудаковы владели 7 лавками, Козьма Кафтанников имел 4 лавки и кузницу с угольницей. Одна лавочка имелась у Григория Макарова, который торговал овощами «с огороду». «Серебряных дел мастер» Василий Херунов своей лавки не имел. Остальные жители слободы «торговли и ремесел не имели, кормились с огороду» и наемной работой.
Пятницкая слобода начиналась от Пятницких (выходящих на рыночную площадь) ворот, простираясь на юг, с обеих сторон огибала строения Пятницкого девичьего монастыря (сейчас на этом месте стоит перестроенное здание бывшей Спасской церкви), приблизительно, совпадая с очертаниями нынешних ул. Советской и Почтовой заканчивалась у перекрёстка со Школьной улицей.
По переписи 1711 года в Пятницкой слободе числилось 18 дворов: 4 двора принадлежали Богомоловым, старейшим жителям слободы, по 2 двора – Комаровым и Кучиным, по одному – Толстовым, Ошитковым, Вяловым, Дунаевым, Овчинниковым, Шляпниковым и Курышкиным. Двор казнённого за «смертоубийство» бывшего подьячего приказной избы Афанасия Чернавского стоял пустой, а во дворе умершего Федота Борисова Толчёнова проживал посадский Никита Жильцов. Двором вдовы Параскевы Рукавишниковой владел «по закладной поместного приказу дьяк Осип Татаринов», во дворе Сидора Кучина «в особой избе» жил посадский Федор Рахманин. Также во дворах некоторых посадских, «в особых избушках» жили нищие и солдатские вдовы.
Всего в Пятницкой слободе «в приходе в девичьем монастыря во имя Владимирской Пресвятыя Богородицы, да наречённой Пятницы» проживали 117 человек.
Жители слободы жили небогато. Зажиточнее других был Сидор Кучин, который владел одной большой лавкой и вёл мелочную торговлю. Небольшое торговое место было у Емельяна Ошиткова. Сапожники, братья Дорофей и Антип Комаровы своих торговых мест не имели. Евдоким Овчинников занимался выделкой овчин, лавки также не имел, в работниках у него во дворе проживал нищий Тимофей Никифоров. Остальные жители слободы «торговли и ремесел не имели, кормились с огороду» и работой при Пятницком монастыре.
Ильинская слобода располагалась западнее Пятницкой. Центр слободы был возле церкви Ильи Пророка, тогда ещё деревянной. Ныне перестроенное до неузнаваемости кирпичное здание Ильинской церкви, на углу Старо – Яхромской ул. и Фабричного пер. частично возвращено церкви. Две улицы слободы проходили от церкви по обоим берегам реки Старой Яхромы, до слияния её с Новой Яхромой (современные ул. Кривая и Фабричный пер.) Главная же улица, именовавшаяся «Большой дорогой» шла от торговых рядов через засыпанную теперь петлю р. Старой Яхромы к церкви, а затем — к мосту через Новую Яхрому (теперь — ул. Старо — Яхромская). Ещё одна улица вела в Васильевскую слободу (теперь — Мельничный переулок). Некоторые дворы находились также на берегу р. Новой Яхромы (сейчас – в черте русла канала им. Москвы). Наконец, в состав слободы входила Юрьевская улица, по имени которой слобода именовалась до конца XVII века.
Недалеко от Ильинской церкви стояла старинная церковь Святителя Димитрия, упразднённая после постройки в 1783 году каменной Ильинской церкви с приделом во имя Святителя Димитрия Ростовского: «…деревянную церковь Святителя Димитрия за ветхостью упразднить и употребить куда надлежит…». Возле Красного моста, перекинутого через засыпанную ныне петлю Старой Яхромы, находилась деревянная часовня. В середине XIX в. часовня была разобрана «за ветхостью» и заменена на каменную, стоящую ныне возле Пятницких ворот земляного вала.
Этот район Дмитрова лучше других сохранил свою старинную планировку.
Слобода была заселена очень плотно, по переписи 1711 года в Ильинской слободе числилось 38 дворов, в них жили 245 человек.
Самое большое представительство имел род Олеховых – 5 дворов, Поляниновы и Курышкины – имели по 3 двора, Булыгины, Белкины, Клятовы и Глуховы — по 2, Бочаровы, Свинобоевы, Рахманины, Галкины, Красотины, Воропоновы, Кутейниковы, Зорины, Лошкины, Благушины, Большаковы, Новосёловы, Рудомётовы, Дивешины, Гарины, Чеусовы, Выборовы, Манзуровы и Тугариновы – по 1 двору.
Жители Ильинской слободы были зажиточнее обывателей Спасской и Пятницкой слобод. Прадед знаменитого фабриканта начала XIX века И.А. Тугаринова, Иван Петрович Тугаринов был крепким купцом, занимался мелочным торгом, вместе с младшим сыном Феофаном владел тремя лавками, ещё одной – его старший сын Семён. Шесть лавок было у сыновей Нефёда Олехова: у Степана- 3, Василия -2 и одна – у Ивана, они вели мелочной торг. Три лавки — у Михайлы большого и Михайлы меньшого Булыгиных. Василий Рахманин с сыном Иваном владел 2 лавками. Все они также занимались мелочной торговлей.
Иван Клятов , Родион Полянинов , Семён Воропонов, Тарас Дивешин, Харитон Выборов, Иван меньшой Лошкин, Борис и Иван Зорины – имели по1 лавке, торговали овощами.
В слободе было 4 рукавишника: Фёдор Клятов, Леонтий Большаков, Семён Чеусов и Дмитрий Свинобоев, портной Козьма Полянинов и калачник Василий Благушин. Все они не имели своих торговых мест. Степан Полянинов служил «пищиком в земской избе». Остальные жители слободы занимались огородничеством и работали по найму. Как и в других слободах, здесь также проживали солдатские вдовы и нищие.
Васильевская слобода располагалась севернее Ильинской. Её территория ограничивалась с запада рекой Новой Яхромой, с востока – Старой Яхромой ( Нетёкой), с юга границей слободы можно считать современную Старо – Рогачёвскую улицу, а с севера — слияние обоих рукавов Яхромы. Территория бывшей Васильевской слободы сильнее других пострадала при строительстве канала. Центральная часть слободы полностью попала под русло канала. Старую планировку сохранили лишь окраины слободы: Правонабережная улица, Луговой переулок (часть бывшей Благовещенской ул.) и проезд возле «дома Емельянова» — остаток бывшей Старой Васильевской улицы. Приходская церковь Василия Великого, на месте которой в середине XVIII была построена каменная Благовещенская церковь, стояла на пересечении нынешнего Лугового переулка с набережной канала им. Москвы. Сейчас эта местность практически не заселена, а в XVIII веке Васильевская улица считалась центром города, здесь проживали наиболее богатые городские купцы.
По переписи 1711г. в слободе значился 31 двор посадских людей, поповский двор и 1 келья возле церкви. Всего в 1711г. в Васильевской слободе проживало 211 человек.
Старейшим жителям слободы Медовиковым и Коробьиным принадлежало по 4 двора, Ушатиным и Толчёновым – по 3, Ёлкиным -2. По одному двору имели: Мерзловы, Клятовы, Ёлкины, Белкины, Нартовы, Новосёловы, Шешановы, Жихоревы, Комаровы, Шестернины, Болаболины, Малицыны, Поляниновы, Жучковы и Вяловы.
Также в слободе располагался двор попа Васильевской церкви, избы нищего Коевина, стрелецких жён Боковой и Фоминой и келья нищей Матрёны Коробьиной.
Борис Фёдорович Толчёнов с сыновьями Федотом, Лукой, Петром, Семёном, Степаном, Иваном и Ильёй был самым богатым купцом Дмитрова. В его владении был «солодовенный промысел» и 9 лавок в торговых рядах. Его дяде, Фёдору Афанасьевичу Толчёнову с сыновьями Фёдором, Афанасием, Яковом и Никитой принадлежало 8 лавок. Они также вели мелочную торговлю, но после смерти Фёдора Афанасьевича разделились и вскоре покинули ведущие позиции среди городских купцов.
Другой зажиточной семьёй были Ушатины. «Солодовым промыслом» и 4 лавками владели братья Алексей и Исай Ушатины, по 2 лавки имели Андрей, Иван и Пётр, одну – Фёдор.
Тихон Медовиков торговал сахаром, владел калачной лавкой, одна лавка была и у Петра Медовикова. Иван Малицын владел 5 лавками, у Антипа Болаболина было 2 небольшие лавки. Оба торговали «овощами с огороду».
В слободе проживало 2 калачника, Клим Шешанов и Илья Коробьин, у Шешанова была своя лавочка. Из мастеровых были сапожник Максим Коробьин и овчинник Семён Вялов. Остальные жители слободы торговли и промыслов не имели.
Никитская слобода располагалась к востоку от Васильевской и состояла, собственно, из слободки бывшего Никитского монастыря (сейчас это часть Луговой ул., лежащая за ручьём Березовец, там где улица круто сворачивает на запад и упирается в канал) и дороги в Никитскую слободку, позже ставшей Никитской (ныне — Луговой ул.). Приходская Никитская церковь, на месте которой в середине XVIII века была построена каменная церковь Преображения Господня, стояла на затопленной при постройке канала части Луговой улицы. Никитская ул. вплоть до конца XVIII века начиналась от самых Пятницких ворот городского вала. Позднее часть улицы отошла к главной городской площади, а в начале XX века, при прокладке железной дороги, она была снова перепланирована. Старая часть улицы ныне сохранилась лишь севернее Лугового пер. (бывшей Благовещенской ул.).
По данным переписной книги 1719г. в слободе было 40 дворов, в них в 1719г. проживали 215 человек. Слобода была такая же зажиточная, как и Васильевская.
Старейшие жители слободы Кафтанниковы имели 7 дворов, Шадеевы, Тугариновы, Минины и Жеребины – по 3, Курбатовы, Коробьины и Овцыны – по 2, Котовы, Волосничихины (ставшие позднее Возничихиными), Жильцовы, Порецкие XVIII в., Елизаровы, Санкины, Фуфаевы, Новосёловы, Воропоновы, Лошкины , Лукашевы, Шульгины, Костицыны, Филипповы и вдова Анна Климова – по 1 двору.
Самым зажиточным купцом слободы был Иван — большой Лошкин, он владел 5 лавками, вёл мелочной торг.
Братья Никита, Яков и Пётр Кафтанниковы занимались мясной торговлей (своё «фамильное» ремесло их потомки продолжали вплоть до революции 1917г!), владели 6 мясными и мелочными лавками. Значительную мясную торговлю вёл и Яков Шадеев, помимо этого он занимался торговлей выделанными кожами. В его владении были 3 лавки.
Крепкими купцами были братья Григорий, Терентий и Герасим Курбатовы. Они первыми из жителей Дмитрова завели хлебную торговлю, содержали солодовый и калачный промыслы, владели 3 лавками. Некоторые жители занимались торговлей овощами: Дмитрий и Борис Кафтанниковы, Герасим и Алексей Елизаровы, Алексей Жеребин имели по 1 лавке. В слободе также проживали калачники: Василий Минин с сыновьями Семёном и Василием владели 3 лавками, одна лавка была у Фёдора Котова, а Мартын Тугаринов своей лавки не имел.
Бывший бобыль Троицкого Калязина монастыря Никита Фуфаев, записавшийся в 1701г. в посадские Никитской слободы, занимался с сыном Степаном кузнечной работой, владел кузницей. Остальные жители слободы торговли и промыслов не имели.
Восточнее Никитской лежала слобода Берёзовская. Её территория была наибольшей среди Дмитровских слобод, включала в себя современные микрорайоны Маркова и Аверьянова, с запада границей слободы можно считать нынешнюю Профессиональную ул., с Востока – Пушкинскую, а с севера – Оборонную. Приходская Сретенская церковь располагалась на берегу ручья Березовца, но не там, где стоит нынешняя каменная церковь, а несколько южнее, на пересечении с этим ручьём нынешней Кропоткинской (бывшей Сретенской) улицы.
В Берёзовской слободе по переписи 1711г. насчитывалось 63 двора, в них проживало 404 человека. Старинная Берёзовская улица начиналась у Пятницких ворот земляного вала, шла до ручья Березовец и продолжалась по обоим его берегам по направлению к Спасской улице.
В четырёх дворах слободы проживали Бакакины, в трёх – Кошехлебовы, Жеребины и Костицыны, два двора принадлежали Коршуновым, Дивешиным, Векшиным, Плуткиным, Варенцовым, Чермновым , Лукашовым, Шумиловым, Лазеиным и Короваевым.
Один двор имели Садовниковы, Курохтины, Толчёновы, Хозневы, Богомоловы, братья Василии большой и меньшой Назаровы, Овцыны, Беляницыны, Ермолины, Хандриковы, Чечины, Кузнецовы, Павловы, Хвастуновы, Рудаковы, Фуфаевы, Корниловы, Гребенщиковы, Дурновы, Вьюнниковы, Жильцовы, Чеусовы, Вошукаевы, Кстовские, Гусевы, Коробьины, Герасим Лошкин, вдовы солдатки Василиса Востроглазова и Авдотья Бестемьянникова, а также, «бобыль бестягловый» Трифон Исаев.
Берёзовскую слободу вполне можно было бы ещё именовать «слободой Кузнецкой». Здесь проживала большая часть всех городских мастеровых людей. Наиболее многочисленной была династия кузнецов Бакакиных. «Кузнечным мастерством» занимались Самойла, Иван, Пётр, Андрей и Степан Бакакины. Самойла владел 3 кузницами и 2 угольницами, Иван – 2 кузницами, у Андрея и Петра было по одной кузнице и угольнице, ещё одна кузница – у Григория.
Также известными в городе кузнецами и серебряных дел мастерами были Варенцовы. Иван Варенцов имел 2 кузницы и 1 угольницу, Леонтий – 1 кузницу и 2 лавки «у кузниц», Трофим занимался «серебряным мастерством». Кузнечным промыслом занимались также братья Конон и Родион Хвастуновы, Максим Кузнецов и Никита Жильцов, владевшие по 1 кузнице каждый.
В слободе располагалось подворье Троицкого Калязина монастыря, «дворник» этого подворья Павел Фуфаев с сыном Филиппом вели «кузнечный промысел», владели кузницей и лавкой «у кузниц».
Наиболее зажиточными купцами Берёзовской слободы были Короваевы, Векшины, Жеребины и Рудаковы. Иван Короваев с сыновьями Семёном и Фёдором вели мясную и мелочную торговлю, владея 7 лавками. Также мясными торговцами были братья Яков и Гаврила Векшины, у каждого из них было по 1 лавке. Иван Рудаков с сыновьями имел «солодовый промысел», им принадлежали 3 лавки. Жеребины занимались торговлей овощами: у Григория было 3 лавки, по одной имели Тит, Илья и Алексей.
Мелочной торг вели Григорий Кафтанников, Елисей Хандриков и Тарас Дивешин. Первый владел 2 лавками, остальные имели по одной. По 1 лавке имели также Герасим Лошкин, Степан Ермолин и Иван Беляницын, Иван и Семён Кстовские, торгуя «овощами с огороду».
Также в слободе жили калачник Кузьма Лазеин и рукавишник Ларион Чеусов, Архип Хознев «промышлял дрекалом».
Иван Садовников был «взят на Москву стряпчим», а его сыновья Фома и Семён имели небольшой мелочной торг, владея 1 лавкой. Прочие жители слободы « торга и промыслов» не имели.
Всего по переписи 1711 года в 6 тяглых Дмитровских слободах числилось 209 дворов посадских людей, в которых проживало 1326 человек, с которых собирались налоги: «И того в Дмитрове с купечества десятой денги в один набор збираетца 63 рубли 21 алтын две денги».
Конюшенная слобода
Западнее Дмитрова, за рекой Новой Яхромой располагалась Большая Конюшенная слобода (нынешний район города Заречье). Слобода управлялась собственными «выборными людьми», а в состав Дмитрова вошла после 1720г. В Конюшенной слободе проживали Большаковы, Брызгаловы, Бородины, Гробовы, Калачёвы, Клушины, Кромины, Лазины, Лисицыны, Макаровы, Мошаровы, Немковы, Осетровы, Осокины, Палкины, Патокины, Плетниковы, Поповы, Потанины,Решетниковы, Сторожевы, Сычёвы, Теплынины, Тютькины, Хахалкины, Худяковы, Шаровы, Шкурины и некоторые другие.
Некоторые жители Конюшенной слободы имели, по данным окладной книги 1715 года, свои лавки в торговых рядах Дмитрова: Кирилл Макаров, Яким Шаров и Фока Калачёв – по 2, Лукьян Кромин, Матвей Мошаров, Василий Немков, Василий Тютькин, Фёдор Шаров, Родион Жёлобов, Михайла Брызгалов, Яким и Никита Патокины, Фёдор Лисицын, Родион Осетров – по одной. Также в Дмитрове были 2 кузницы жителей слободы — Никиты Клушина и Никиты Патокина.
Подмонастырская Борисоглебская слобода
Слободские дворы располагались возле монастырских стен. Жители слободы «кормились» различными службами при монастыре и занимались огородничеством. В ней проживали : подьячий Дмитровского духовного правления Иван Колосов, монастырский поп Евтихий Иродионов, а также, уставщик, катехист, требник, псаломщики, кутейник, иконники, монастырские конюхи. Также здесь проживал единственный в городе «часовод» — часовых дел мастер Терентий Васильев, потомки которого стали носить фамилию Часовиковы. Почти все жители слободы к началу XVIII века ещё не имели устоявшихся «фамильных прозвищ».
Новые жители Дмитрова
Чтобы как-то компенсировать убыль населения городов, стимулировать торговлю и ремёсла, Пётр Первый открыл доступ на посад людям любого звания. Высочайшей резолюцией от 27 сентября 1723г. дозволялось желающим уездным торгующим крестьянам, с согласия их владельцев, записываться в посады, но при наличии у них годового торгового оборота не менее чем на 500 рублей. При этом крестьяне были обязаны платить своим бывшим помещикам подати в обыкновенном крестьянском размере, а не «по богатству». Таким образом, в посад из крестьянского сословия принимался не любой желающий крестьянин, а лишь человек состоятельный, способный вести торг и платить установленные налоги.
Указ от 9 февраля 1732г. допустил запись в посад беглых крестьян и мастеровых, проживавших ранее по подложным документам на посаде, имеющих свой торг или промысел объёмом в 300 – 500 рублей в год. Таких людей лишь наказывали кнутом, но не выдавали их бывшим владельцам. Была разрешена даже запись дворовых и кабальных людей, с условием их занятия торгом и промыслами. Также могли записаться в посады бывшие пленные – поляки, шведы и др., которые имели в Дмитрове торг или владели ремеслом.
Проситель подавал челобитную в ратушу, в которой излагалось его прошлая жизнь и указывались причины поступления в посад. Далее писалось заявление, что он желает поступить в посадское тягло, «подушные деньги и подати всякие и мирские поборы и всякие службы с купецкими людьми в равенстве будет платить и служить». Челобитчик просил « в посад его принять и в окладные книги вписать, и дать земли». На основании расследования о прошлом челобитчика и его нынешнем материальном положении, ратуша давала согласие или отказывала в приёме. Бурмистры свидетельствовали о наличие у него торгов или промыслов, сверяясь с крепостными и лавочными записями, а также с таможенными книгами. Если челобитчик возвращался в посад, ссылаясь на «старинную посадскую породу», то сверялись с переписными книгами и опрашивали местных старожилов. Также проверялось, получил ли челобитчик увольнение в месте своего прежнего проживания – от помещика, монастырских властей или главной дворцовой канцелярии. Затем с челобитчика бралась «поручная запись», с подписями поручившихся за него, из числа посадских людей.
Пример поручной записи бывшего польского пленного: «1722г. октября в 14-й день, польской природы города Смоленска Иван Григорьев сын: дал я на себя сию запись города Дмитрова земским бурмистрам Семёну Иванову сыну Короваеву с товарищи и всем посадским людям в том, что будучи мне в Дмитрове на посаде в посадских людях, жить смирно и постоянно, и по окладу с тягла десятую деньгу и всякие Е.И.В. подати платить и службу служить в равенстве с посадскими людьми безмятежно, и не бражничать, и с воровскими людьми не знаться и не водиться, и самому не воровать, и воровских людей к себе в дом не принимать, и никому никакого дурна не чинить, вином и табаком не торговать, и Е.И,В. запретительные указы не промышлять, и дмитровским посадским бурмистрам и всем посадским людям убытка никакого не доставить. А порукою в том по мне Иване ниже писаные ручники, а буде я по их ниже писанным порукам по сей записи в чём не устою и им, земским бурмистрам и посадским людям какие мною учинятся, те свои убытки взять на мне, Иване и на порутчиках моих, кто из числа нас будет в лицах, со штрафом, а штрафу – что Е.И.В. укажет».
Далее приговор посылался в Главную ратушу, до получения оттуда подтверждения, под страхом штрафа в 5 рублей, посадским бурмистрам запрещалось принимать челобитчика.
Но иногда городские власти, защищая свои «мирские интересы», отказывали просителям в приёме. Так в 1738г. губернская канцелярия предписывала зачислить в дмитровское купечество сына попа Троице- Нерльской церкви Дмитровского уезда, на основании его торгов. На что дмитровская ратуша ответила, что без порук принять его в городское купечество нельзя. А поручаться за него жители Дмитрова не могут, так как он проживает и имеет торговлю в самой отдалённой части Дмитровского уезда и переселяться в город не желает, «а для уездных посылок дмитровская ратуша не имеет команды».
Как правило, отказывалось в приёме в посад малоимущим, престарелым и увечным людям, а также, уличённым прежде в каких- либо преступлениях и противозаконных поступках.
Жителей Дмитрова, уличённых в нищенстве и «праздношатании», могли исключать из числа посадских людей, и передавать в военную коллегию для солдатской службы. Не подлежавших к военной службе по возрасту предписывалось отправлять «в работу» на фабрики и мануфактуры, на срок до 5 лет. С 1740г. всех нищенствующих передавали в Главный магистрат для определения на различные работы.
Некоторым жителям, прежде свободным от тягла, имевшим лавки в городских торговых рядах, было предписано либо прекратить торг, либо записаться в посад и нести тягло наравне с другими.
О криминальной ситуации в городе в первой трети XVIIIв.
В те годы Дмитров, как и другие подмосковные посады, был тихим патриархальным городком. Немногочисленные жители хорошо знали друг друга, многие состояли в родстве. Если и случались какие-нибудь мелкие проступки – бытовые ссоры, драки в пьяном виде, мелкое воровство, они обычно разрешались на месте, либо с помощью служителей городского магистрата. Серьёзные преступления случались редко, но они всё — же имели место.
Дело 1704г. о бытовом воровстве посадским Петром Коробьиным
12 августа 1704г. в Дмитровскую земскую избу пришёл посадский Василий Фёдоров Коробьин и объявил бургомистрам Фоме Кляпишникову и Ивану Короваеву, что накануне ночью в чулан его дома, взломав топором стену, проникли жившие по — соседству родственники, братья Коробьины, похитив весь находившийся там «живот» (имущество). Братья были доставлены в приказную избу и допрошены.
«Нынешнего 704 году августа в 12 привезены в Дмитров в приказную избу дмитровские посацкие люди Максим да Пётр, да Павел, да Иван Иевлевы дети Коробьины, в ночной краже животов из чулана у Дмитровского посацкого человека у Василья Фёдорова сына Коробьина. И в допросе они, Максим да Павел, да Иван в той краже запиралися, а сказали что они ево, Василья в оном не покрадывали, а кто у ево Василья покрал, они про то не ведают. А брат их Пётр Коробьин в той краже винился, а сказал что у ево, Василья в ночи покрал он, Пётр. А топор, которым он стену вертел и лестница, по которой в чулан лазил, то всё у него Петра было домашнее, своё. И по тем ево Петровым допросным речам выше писаные наличные и топор и лестница, у нево Петра з братьями в доме с тутошними людьми вынуто».
После признания в воровстве Пётр Коробьин был закован в кандалы и помещён в тюремную избу, а протокол допроса был послан в Московский магистрат.
11 декабря из Москвы была получена «память», в которой говорилось: «И за то в земской избе по том, в сём выше писаном татином деле оного Петра, вели указ чинить. И как к вам сия память придёт, и вы дмитровцы, посацкому человеку Петру Коробьину за татьбу Великого Государя указ учинили, по уложению по новому за татьё».
Согласно новым указам Петра I, за совершённое преступление П.Коробьин был наказан кнутом и отправлен на строительство Санкт- Петербурга. Из переписной книги 1709 года: «изба пустая Петра Иевлева сына Коробьина, а он Пётр в 704 году взят в Санктпитербурх в работники и умре».
Дело 1705г. об ограблении дьячка Успенского собора Ивана Григорьева жителем Конюшенной слободы Романом Гусевым
В начале XVIII в. любая поездка за пределы города несла определённый риск. В дмитровскую воеводскую канцелярию из Москвы присылались «памяти» об обнаружении в каком-либо месте Московской губернии очередной шайки разбойников или беглых солдат. Промышляли разбоем и уездные крестьяне, и даже посадские люди. Жители старались ездить «поездами» по несколько подвод и только в светлое время суток. Но всё — равно в приказную избу поступали сообщения жителей города об очередном разбое.
10 октября 1705 г. в приказную избу пришёл дьякон Успенского собора Иван Григорьев и сообщил, что был раздет и ограблен по дороге из Дмитрова в Москву. Он писал в челобитной на Высочайшее имя: «Державнейший Царь Государь Милостивейший, в нынешнем, Государь 705 годе октября в 6-е, поехал я, богомолец Твой, из двора своего к Москве, а со мною вместе пошёл из Дмитрова к Москве Дмитрова города Конюшенной слободы тяглец Роман Парфентьев сын Гусев. И идучи он, Роман, со мною дорогою, подметя у меня в телеге в возу деньги и силою ограбил меня, богомольца Твоего на дороге, и ограбя ушёл в лес». В те годы город заканчивался у заставы на большой Московской дороге, теперь это перекрёсток Московской и Школьной улиц, далее начинался лес .
В те годы многие священнослужители, лишённые указом Петра Первого гарантированного денежного содержания, были вынуждены заниматься торговлей. Так, например, в городских торговых рядах находились лавочки священников Васильевской и Ильинской церквей. Вероятно, и дьякон И. Григорьев также поехал в Москву по торговым делам. Известно, что Григорьеву было 30 лет, он был сыном протопопа Успенского собора Григория Иванова и вероятно, человек был не самый бедный.
Дьякон сообщает о похищенных у него вещах и их стоимости: «Грабежом взял у меня деньгами 13 рублёв 16 алтын да 4 денги, да платья: рясу китайскую новую на вкладке, пуговицы сребряные – цена 4 рубли с полтиною; полукафтан китайский стёганый на бумаге – цена 2 рубли 25 алтын; шапку новую с соболем – цена 2 рубли 16 алтын да 4 денги; две рубахи холстяные, двое порты – цена 35 алтын 2 денги; сапоги сафьянные – цена 8 гривен; рукавицы тёплые – цена 23 алтына 2 денги».
Свидетелями их совместной поездки оказались мостовой целовальник Семён Чеусов, который взимал плату за проезд по Красному мосту через Старую Яхрому и случайный попутчик, крестьянин из села Борисова. «А что он, Роман шёл со мною дорогой, тому свидетели – мостовой целовальник Семён Чеусов, да Дмитровского уезду вотчины Чюдова монастыря сельца Борисова крестьянин Пётр Афанасьев».
Роман Гусев был объявлен в розыск, но какое-то время ему удавалось скрываться. «Ныне он, Роман, ведая за собою такое воровство, в дому своём не живёт, укрываясь в бегах неведомо где». Вскоре в Дмитрове прошёл очередной рекрутский набор и Гусев, которому было около 20 лет, чтобы избежать каторги, «пошёл вольницей в солдаты», о чём и сообщает переписная книга 1709 года.
Дьякон И. Григорьев вскоре был рукоположен в священники, а к 1715г. стал протопопом Успенского собора, сменив ушедшего на покой отца. «Во дворе протопоп Иоанн Григорьев 41 году, у него жена Марья Иванова дочь 31 года, у него — ж дети Матрёна 12 , Василиса 9, Настасья 6 лет. У него — ж отец, бывший протопоп Григорей Иванов 79 лет, вдов» — сообщает переписная книга 1715г.
Дело 1706г. о побеге рекрута Степан Кляпишникова и нарушениях при отправке рекрутов.
В январе 1706г. в Дмитрове проводился ежегодный рекрутский набор, взятые в рекруты были отправлены в Кашин в сопровождении солдат и выборных от посада людей. « Дмитрова города с посаду и Конюшенной слободы взято в даточные две роты посацких и Конюшенной слободы тяглецов, всего 20 человек, и посланы они из Дмитрова в Кашин с посыльными людьми и с солдаты». В Кашине прибывшие рекруты были размещены на съезжем дворе. При проверке доставленных рекрутов выяснилось отсутствие С. Кляпишникова. Конвойный солдат К. Хлыщагин докладывал стольнику Дмитрию Скрыницыну и Ивану Зиновьеву, руководившим приёмом рекрутов: «И того-ж января 13 числа, Великого Государя на съезжем дворе стольнику Дмитрею Ивановичу Скрыницыну да Ивану — большому Прохоровичу Зиновьеву новоприводной солдат Костянтин Хлыщагин извещал словесно: из выше писаного числа дмитровцев посацких людей один человек, солдат Стефан Иванов сын Кляпишников не доехал до Кашина, и с дороги у него, Костянтина ушёл, и про тот де ево побег известил и товарища ево, который с ним, Костянтином вместе ехал. И о побеге того дмитровца Стефана Кляпишникова солдат Костянтин Хлыщагин в Кашине на съезжем дворе пред стольником Дмитреем Герасимовичем Скрыницыным, да Иваном-большим Прохоровичем Зиновьевым допрашиван с пристрастием».
В Дмитров бургомистру Ивану Минину «с товарищи» была послана «память», в которой говорилось: «о сыске того беглого солдата Дмитровского посацкого человека Стефана Кляпишникова и о присылке ево, Стефана, и по прежних даточных солдатах и на нынешних взятых в рекруты дмитровцев посацких людей — о даче на них сказок за своими руками».
От дмитровских бургомистров требовали усилить контроль за доставкой рекрутов до места назначения. Дополнительно сообщалось о присылке в Кашин из Дмитрова людей для различных нужд: сопровождения рекрутов, приёма, хранения и отправки домой их одежды и личных вещей, составления, различных документов, также требовалось прислать канцелярские принадлежности. « И тех рекрутов платья их здесь также, по присылке, для розсылок — дмитровцев посацких людей десять человек, и для приёму солдацкого платья – дву человек в целовальники, и для письма подъячих из земских дьячков, и бумаги, и свеч, и чернил в Кашин…»
Вероятно, бургомистр И. Минин не смог вовремя выполнить все требования этого приказа, у него просто не было свободных людей, все были заняты на других службах.
В грамоте из военного приказа, за приписью дьяка Никифора Румянцева говорилось: «А что вы по многим Ево Великого Государя указам и посылкам чинили во всём ослушанье, для россылок посланных людей, и для письма подъячих и земских дел дьячков, и дву человек в целовальники, и бумаги, и свеч, и чернил не дали, также и о прежних и о нынешних взятых даточных рекрутов сказок генваря по 24 всё не дали, и в том даточных солдат учинили остановку великую и замедление — на то ваше ослушание напред чинить писано на вас к Великому Государю к Москве в поместной приказ».
Дело 1707г. о неисполнении торгового обязательства купцом Я.Шадеевым
5 августа 1707г. в дмитровскую земскую избу пришли купцы города Кашина, братья Иван и Михайло Поясницыны. В своём челобитье они сообщали, что договорились с купцом Яковом Шадеевыя о поставке им 300 пудов юфтевой кожи «самого доброго мастерства» и внесли крупный задаток, но Шадеев обязательства не исполнил. А на продажу купленного у Шадеева товара Поясницыными уже был заключён контракт в Архангельске с иноземным купцом, от срыва которого они могли понести убытки.
«В нынешнем 707 году июле в первых числах, едучи к Москве, купили оные у дмитровца посацкого человека, у Якова Шадеева юфти весом 300 пуд кож красных яловичных самого доброго мастерства. А по приёме тое юфти договор был, что принять с Москвы приехав, а ценою договорной – за пуд по 2 рубли по 20 алтын. И за тое юфти приехал сын ево Осип Яковлев к Москве, задатку взял 150 рублёв при свидетелях. И ныне они, Михайло да Иван Поясницыны к нему, Якову для приёму той юфти приехали. И им тое юфти он, Яков Шадеев не отдаёт, а зачем — про то неведомо. А та де юфть у них, Михайлы да Ивана запродана у города Архангельского иноземцу Николаю Ромеину. И что де им от тое Яковлевой неотдачи учинится какое разорение и убытки, а они де о том будут бить челом тебе, Великий Государь, от города приехав…»
Дальнейшие материалы дела отсутствуют, но по нему можно судить о масштабах торговли купцами Дмитрова кожевенным товаром и о качестве выделки кож местными ремесленниками.
Дело 1711г. об ограблении Дмитровского кружечного двора
27 октября 1711г. в Дмитровскую приказную избу явились бурмистр Дмитровского кружечного двора Семён Минин с целовальником этого двора Иваном Рудаковым и подали челобитье. В нём сообщалось, что в ночь на 27 октября в избу кружечного двора, взломав замки, проникли неизвестные люди и похитили деньги, вырученные от питейных продаж. «Сего года октября против седмого на дватцать числа незнамо какие воровские люди, разломав у винного выхода двери, покрали из постава сборную Государеву денежную казну за питейную продажу. А что той казны числом покрадено, по тому смета подана. А по осмотру винного выхода — у наружной двери в замке личина отодрана. А из всех, которая дверь затворялась — замок в разломах, пониже тово замка дверь прорезана, а на том прорезе кровь».
При осмотре места происшествия были найдены «воровские инструменты» — железный прут с крючком и заострённый топорик – клевец. Для осмотра этих улик были вызваны все городские кузнецы, которые должны были определить, не изготовлены ли данные инструменты кем- либо из них, и кому они могли быть проданы. « Того-ж числа, против сей пометы, Дмитрова города кузнецы, посацкие люди: Никита Жильцов, Иван Варенцов, Никита Варенцов, Кузма Кафтанников, Александр Кафтанников, Павел Фуфаев, Филип Фуфаев, Никита Фуфаев, Василей Олехов, Родион Хвостунов, Иван Рохманин, Пётр Бакакин, Никита Бакакин, Самойла Бакакин, Мартин Стребыкин, да Дмитровской Конюшенной слободы, что за столником за Петром Андреевым сыном Толстым, кузнец Алексей Харитонов з детми, с Васильем, с Тимофеем, да с Тарасом, да с Кузмой, да с Игнатьем для освидетельствования воровства в Дмитровской кружечной избе, воровских снастей явились. Да за Борисоглебского монастыря кузнеца Тита Григорьева, за ево отлучкою, по ево велению посацкой Василей Олехов руку приложил».
В первоначальном допросе все кузнецы объявили, что «воровской инструмент» они не ковали, а кому он принадлежит — того не знают. Но позднее дмитровские кузнецы Олехов и Фуфаевы заявили, что инструмент, вероятно, судя по характерным особенностям его ковки, был изготовлен кем – то из семьи кузнеца Конюшенной слободы Алексея Харитонова Худякова.
Алексей Худяков с сыновьями был доставлен в приказную избу, где им был «учинён допрос с пристрастием», проводимый тамошними подьячими и «заплечных дел мастером» Иваном Савельевым. Под пыткой сыновья Алексея Харитонова сознались, что: « молот тот, которой взят в приказную избу, также и железный прут их, а у свидетельства тех снастей не сказали они, убоявшись». Нужно отметить, что только Тимофей был чуть старше 20 лет, а его братья были совсем юными: Василию было 19, Кузьме 15, а Игнатию лишь 12 лет. В ходе допроса выяснилось, что в тот день кузнец уезжал ремонтировать мельницу, а в его отсутствие в кузницу зашёл незнакомый крестьян. Он заказал сыновьям кузнеца данные инструменты, якобы необходимые ему для хозяйственных нужд. Братья согласились, взяв за работу 10 денег (5 копеек).
«Василей Алексеев в расспросе своём сказал: нынешней недели в половине он з братьями своими, с Тимофеем, с Тарасом да с Кузмой, да с Игнатьем в кузнице сидел своей ,и пришёл к ним в кузницу крестьянин незнамо чей и заставил их отковать крючок да клевец. И брат ево Тимофей взял старый клевец, с одново конца наваря укладок. А сказал тот крестьянин, что ему этот крючок де надобен для постановления иконы, а клевец надобен копать. А заработку взяли они десять денег. И спрашивали тово крестьянина, откуда он пойдёт – сказался ис села Талдома крестьянином, а как ево зовут, того они не спрашивали. А персоной де тот крестьянин: волосом белокур, лицом бел, борода кругла и невелика, белая. А как де тот крючок и клевец явилися у винного выхода, тово он не знает, а у свидетельства тех снастей не сказал, убояся.
Игнатей Алексеев в распросе своём показывал: в понеделник в полдень они з братьями своими с Тимофеем и с Васильем в кузнице сидели. И пришёл к ним крестьянин, а чей, тово – де они не знают, и заставил их зделать крючок для постановления икон и клевец, с одного конца плосок, с другого остёр, и братья ево зделали. И Василей взял старый ево клевец, с одного конца обострил и приварил уклад. И за работу взяли они десять денег. И когда спрашивали ево, откуда тот крестьянин и он де сказался – из стороны села Хотьков, деревни Молвитина крестьянин, а как ево зовут, того они не спрашивали. А персоною тот крестьянин: волосом красноват, лицом бел, борода кругла и невелика, красновата. А у свидетельства тех снастей не сказали они, убояся. А молот тот, которой взят в приказную избу, также и железный прут их. А отца их Алексея Харитонова в то время не было, а был он на мелнице.
Того числа Василью и Алексею з братьями с Тимофеем, да с Игнатьем в ковке клевца дана очная ставка. А с очной ставки Василей сказывал, что он-де клевец делал брат ево Тимофей, а крючок – Кузма. А тот сказал, зделал крючок брат ево Тимофей, а он де наварил клевец».
На этом предварительное следствие было завершено, все подозреваемые были закованы в кандалы и отправлены для допроса к обер — инспектору Ростовской провинции Андрею Ивановичу Чаплину.
Судя по всему, доказать причастность Худяковых к этой краже не удалось, так как в книге 1-й ревизии 1723г. все они продолжали жить в Конюшенной слободе, лишь Тимофей был отдан в рекруты.
Имеются некоторые данные и о другом подозреваемом по этому делу – посадском человеке Спасской слободы Дмитрова Михайле Петелине, умершем при проведении следствия. «Двор пустой Михайла Игнатьева сына а он Михайла умре в 712 годе в феврале месяце. А жена его Татьяна Андреева дочь сидит в Дмитрове в тюрме для розыску в денежной государевой казне кружечного двора которую казну украл тот Михайла в 711 году…»
Никаких документов по ходу дальнейшего расследования не сохранилось, но на последнем листе дела имеется более поздняя приписка : «Сие дело, учинённое в Дмитровском городовом магистрате, сентября 29 дня 1785 году взято в архив. А проявления за названными в оном речами велено придать вечному забвению и учинить по нём, что оно уничтожено».
Ложкин А.О.